Фортепианная игра

Ответы на вопросы о фортепианной игре

ФОРТЕПИАНО И ПИАНИСТ

я хотел бы сказать следующее: пока вы не сыграете произведение публично два или три раза, не думайте, что каждая его деталь выйдет так, как вы желали. Не удивляйтесь неожиданным маленьким случайностям. Учтите, что акустические особенности различных залов представляют серьезную опасность для исполнителя. Ваше дурное настроение или легкое недомогание, даже невосприимчивая, пуритански суровая или холодно скептическая аудитория — все это можно преодолеть, но акустические свойства зала остаются теми же самыми от начала вашей программы до ее конца, и если они не являются вашими добрыми союзниками, то превращаются в злого демона, глумящегося над всеми вашими усилиями создать благородно звучащие картины.

Поэтому постарайтесь как можно скорее установить, какого рода «архитектурный желудок» должен быть наполнен вашими «музыкальными яствами», а затем — ну что же, сделайте все, что в ваших силах. Приблизьтесь к картине, живущей в вашем представлении, настолько, насколько позволяют обстоятельства.

Когда я сталкиваюсь в зале с плохой акустикой. Я обнаружил, что важным средством для исправления акустических недостатков зала является педаль. В некоторых залах рояль у меня звучал так, словно моя нога всерьез и навсегда приросла к педали; в таких случаях я вообще воздерживался от педализации. Нет никакого сомнения, что почти в каждом зале мы должны обращаться с педалью по-разному, чтобы добиться одних и тех же результатов. Я знаю, что об употреблении педали написано немало книг, но все это — теории, повергаемые в прах при первом же неудачном испытании на настоящей концертной эстраде. Тут вам не на что положиться, кроме своего опыта.

О чтении книг по музыке. Что касается книг по музыке, позвольте мне посоветовать вам следующее: читайте их, но не доверяйте им, если только каждое положение в них не подкреплено доказательством — и к тому же убедительным лично для вас.

В искусстве мы гораздо чаще имеем дело с исключениями, чем с правилами и законами. Каждый гений в искусстве обнаруживает в своих произведениях предчувствие новых законов, и каждый последующий гений заимствует у своих предшественников так же, как его преемники в свою очередь заимствуют у него. Следовательно, всякое теоретизирование в искусстве неминуемо проблематично и ненадежно, догматизирование же в этой области приводит к абсурду.

Музыка — это язык, язык музыкантов, какова бы и где бы ни была их родина. Дайте же каждому из них говорить по-своему, так, как он думает и чувствует, лишь бы только он был искренен. Толстой так хорошо выразил это, сказав: «Есть только три действительно важные вещи в мире. Это: Искренность! Искренность! Искренность!»