Фортепианная игра
Ответы на вопросы о фортепианной игре
ФОРТЕПИАНО
И ПИАНИСТ
Однако, глубоко постигнув фортепианные произведения этих
композиторов, их истинные достоинства, их поэзию, я полагаю, что даже
утонченная музыкальная натура может на всю жизнь удовлетвориться фортепиано,
несмотря на его ограничения, если, как я сказал выше, артист остается в
пределах его границ и властвует над его возможностями. Ибо, в конце концов,
фортепиано может многое. Им управляет один и тот же ум, одна и та же личность;
его механизм так тонок и в то же время так прост, что звукоизвлечение на нем
происходит буквально с той же непосредственностью, как на любом ином струнном
инструменте; фортепиано допускает сугубо индивидуальный элемент в туше; оно не
требует вспомогательных инструментов (ибо даже при исполнении концерта оркестр
не просто сопровождает солиста, а является равным партнером, на что указывает
самое название «концерт»); ограничений у него не больше, чем у некоторых других
инструментов или у голоса; эти ограничения с лихвой компенсируются обширным
богатством его динамики и разнообразием туше.
Принимая во внимание все эти и многие другие
достоинства, музыкант, я думаю, может чувствовать себя вполне удовлетворенным
тем, что он пианист. Разумеется, сфера его деятельности во многих отношениях
уже, чем у дирижера, но, с другой стороны, дирижер лишен многих прекрасных
моментов сладостной интимности, дарованных пианисту, когда, забывая весь мир,
наедине со своим инструментом, он может общаться с глубочайшей и лучшей
сущностью своего «я». Это те священные и бесценные мгновения, которыми он не
поменяется ни с каким музыкантом другой специальности.
ФОРТЕПИАНО И ПИАНИСТ
Музыканты, так же как и весь остальной род
человеческий, небезгрешны. Я полагаю, однако, что в целом погрешности пианистов
против законов искусства менее тяжки и встречаются не так часто, как у других
музыкантов, — может быть потому, что пианисты обычно более подготовлены в
музыкальном отношении, чем певцы и те исполнители на других инструментах,
которых публика ставит в один ряд с пианистами. Но хотя грехи последних, может
быть, менее многочисленны и серьезны, следует твердо помнить, что и пианисты не
святые. Увы, нет. Довольно странно, однако, что их худшие поступки вызваны
именно важнейшим достоинством фортепиано — его независимостью, тем, что оно не
нуждается во вспомогательных инструментах. Если бы это было не так, если бы
пианист принужден был всегда играть совместно с другими музыкантами, то последние
могли бы порой расходиться с ним в отношении трактовки, темпа и т. д., и ему
пришлось бы считаться с их точкой зрения и желаниями ради равновесия и доброго
мира.
Предоставленный же всецело самому себе, как это обычно
бывает с пианистом во время его выступлений, он иногда поддается склонности к
совсем уже чрезмерной свободе действий, забывая о должном уважении к
произведению и его творцу и позволяя своей драгоценной «индивидуальности»
сверкать фальшивым и претенциозным блеском. Такой пианист не только оказывается
несостоятельным в своей миссии интерпретатора, но и неправильно оценивает
возможности инструмента. Он пытается, например, извлечь шесть forte, тогда как фортепиано вообще
может дать не больше трех — не принося в жертву благородства и специфического
обаяния своего звука.
Резкие контрасты, сильнейшее forte и тончайшее
piano —
факторы, обусловленные индивидуальными особенностями инструмента, мастерством
туше исполнителя и акустическими свойствами зала. Все эти факторы, а также
пределы колористических возможностей фортепиано пианист должен иметь в виду,
если он не хочет впасть в дилетантизм и шарлатанство. Правильное представление
о границах и возможностях подвластной ему области должно быть высшим
стремлением всякого властелина— в данном случае, стало быть, всякого властелина
в царстве музыки.
|
|