М.Л.Плахова
Б.В.Алексеев

К островам индийского океана

Книга заслуженных художников РСФСР М. Плаховой и Б. Алексеева рассказывает об их участии в экспедиции, организованной Академией наук СССР на научно-исследовательском судне «Академик Курчатов» от Калининграда вокруг Европы в Индийский океан (1983 г.). Авторы посетили Сейшельские острова, Мадагаскар, Маврикий, Африку и необитаемые острова в океане, в том числе Альдабру, Фаркуар, Визард групны Коемоледо. Новая книга, по существу, является продолжением предыдущей — «Океания далекая и близкая», вышедшей в 1981 г. Книга снабжена многочисленными иллюстрациями авторов.

Таити Индийского океана. Нежные и страшные. Полфунта ракушек

В спокойном состоянии моллюск высовывает наружу волнистые складки мантии, и, если, всколыхнув воду, проплывает хотя бы рыбешка, разноцветная мантия тотчас прячется между створок, ибо питается тридакна не рыбаками и не рыбами, а фитопланктоном, который течение заносит в ее сифон.

Но вернемся в лавчонку Нуси-Бе. На полу, не уместив­шись на прилавке, в большой плетеной корзине, поблески­вают, словно облитые глазурью, крапчатые каури, сверкают зеленоватым перламутром галиотисы, попросту морское ухо.

Закручены спиралью бусиконы, свирепо топорщатся оранжевыми выростами муррексы, розовеют массивные королевские шлемы, или слоновьи уши... матово светится кассис тубероза — из раковины, носящей это звучное имя, вырезают драгоценные камеи. В центре прилавка, на почетном месте, удивительная ракушка, именуемая крылья ангела,— симметрично развернутые ее створки напоминают пару белоснежных крыльев.

Рядом — похожие на изящные изделия из фарфора (мечта коллекционеров!) роковые конусы-убийцы, виновники многих несчастий. Таких конусов-полосаток в тропических морях обитает до сотни различных видов. Самый крупный из них, стоимостью две тысячи долларов, хранится в одном из филадельфийских музеев. Улитки-хищники умертвляют добычу своеобразным язычком, усеянным ядовитыми шипами. Есть данные, что из три­дцати восьми человек, уколотых в разных уголках земного шара, одиннадцать жертв лишились жизни.

Перечислять лежащие на витрине дары — значит задержаться надолго. От созерцания россыпи красот нас отрывает скрип двери. Луч света падает на прилавок: двое европейцев, судя по всему прибывших не в сезон туристов, наклонив под низкой притолокой головы, пере­ступают порог. Как видно, здесь они не новички, ибо молча, без объяснений протягивают хозяйке кожаный, раскрытый, как жадная пасть, кошель. Из-под прилавка извлечены весы, уравновешенные гирьками, и... о, ужас, пригоршнями сыплются малютки-каури на чашу весов.

Какое кощунство продавать красоту на вес!

уже извлекла из недр витрины раковину бе-мампи, перламутровую, с нежным синеватым отливом, и тянется к удлиненному острому витку, обрызганному багровыми полосками и крапинками. Ракушка эта пока остается для нас безымянной. Спешу уплатить указанную в этикетке цену и вывести мою жену из магазина, пока не поздно.

— Интересно,— обретя дар речи, произносит она, ког­да из темного помещения вновь попадаем на свет божий,—

интересно, если малагасийцев считают плохими ныряль­щиками или вовсе не умеющими нырять, кто же достает им со дна ракушки?

От меня ей не дождаться ответа, стрелки часов неумолимо отсчитывают минуты, превращая их в часы. Время наше истекло. Ускоряя шаги, почти бежим назад, к причалу следуя за переместившейся от домов тенью. Панорама бухты открывается неожиданно. Крутой обрыв огражден каменной балюстрадой с искрошившимися баля­синами. Пробиваются к свету широкие зонтики лопухов, карабкаются вьюнки, кружевной белой вышивкой при­наряжая зелень. В обрамлении цветущей рамки зеркальная гладь залива без волн, без ряби светится отраженным сиянием облаков. На рейде лишь два больших судна — Курчатов и низкий желтый сухогруз под иностранным флагом.

За спиной — приземистое здание. На флагштоке по­лощется национальный флаг. Слышен нестройный хор детских голосов, после паузы повторяющий слова учите­ля: еще одна школа, на этот раз в переоборудованном помещении бывшей военной казармы. В ребячий говорок вплетены гудение шмелей, пощелкивание птиц. Терпкий медвяный дух стоит над землей, так и хочется ущипнуть себя — не снится ли этот просвеченный голубизной мир...

В соответствии с назначенным временем от Курчато­ва отделяется белый бот и, растягивая ниточку-след, бежит к причалу.

Заставлять себя ждать не принято.

123[4]5